27.06.2017

Искусство чувствовать настоящее

Литературный вечер одного из самых популярных современных писателей России Дины Рубиной в Томске ждали с огромным нетерпением. Поэтому неудивительно, что на встречу с ней пришло большое количество ее преданных поклонников. Мы же встретились с Диной Ильиничной, чтобы попытаться проникнуть в ту неизведанную и таинственную часть ее жизни, которая называется творческая лаборатория автора.

IMG_1534.jpg

Публикуя наш разговор практически без купюр, мы хотим, чтобы читатели Дины Рубиной увидели ее живую и искреннюю реакцию, принципиальное нежелание давать «правильные» ответы на некоторые вопросы, приблизились к ее пониманию творчества и искусства.

— Помните ли Вы свои эмоциональные ощущения от своей первой публикации?
— Разумеется, ведь такое бывает только раз, следовательно, забыться не может. К тому же это была публикация не в районной газете «Знамя коммунизма», а в трехмиллионном и самом популярном в то время журнале «Юность». Это был такой золотой взрыв в мозгу пятнадцатилетней балбески: оглушительно, ослепительно и все вокруг в блестках.

— Вы осознаете в себе талантливого человека?
— Слушайте, это вопрос к семнадцатилетнему поэту, три стихотворения которого отобраны для конкурса на лучший текст к гимну команды КВН. Любой писатель к выходу первой книги (а в то время, когда в Советском Союзе у человека выходила первая книга, как правило, его первый внук шел в третий класс школы) — с талантом его все было ясно, прежде всего, ему самому, а потом уже приемной комиссии Союза писателей. В моем случае все было несколько иначе: я была самым молодым членом Союза писателей СССР, так уж судьба сложилась. Мне было 24 года, пьеса по моей повести «Когда же пойдет снег?» шла в московском театре, ну и так далее. Какого ответа на свой вопрос вы ждете спустя сорок лет? Что я чего-то там не осознаю? Или думаете, что так называемый «талант» — это нечто вроде украшения, дорогой броши на лацкане пиджака? Талант — это каторга, на которой художник горбатится всю свою жизнь. Если он эту каторгу не «осознает», значит, он идиот, что, кстати, не исключается, но это не мой случай.

— Как проявляется состояние творческого кризиса у талантливого писателя?
— Обычно — физиологически: невозможность заснуть, тоска и ужас перед дальнейшим «молчанием». Не дай бог никому.

— Что Вас вдохновляет?
— Самые разные вещи и явления. Иногда настолько неприлично малые по значимости в жизни человека, что и говорить неудобно. Но самый благоприятный импульс к работе — это когда после насыщенной поездки (вот такой, например, после которой я сейчас вернулась), все оставляют меня в покое, и я надолго застреваю дома наедине с работой. Самое вдохновляющее время.

— В своих эссе и интервью Вы не раз упоминали о «путевых» записках, в которых фиксируете истории реальных людей, встречающихся в жизни. Как часто эти истории находят место в ваших произведениях?
— По-разному случается. У меня и сейчас полны коробочки разными историями, которые я выслушала или увидела лет пятнадцать назад. А иногда рассказ случайного встречного так поразит меня, что, вернувшись, сразу и напишу что-нибудь такое…

— Вы часто говорите, что реальная жизнь и искусство не имеют знака равенства, что писатель — это архитектор-конструктор, его сотворенный литературный мир — это плод фантазии и работы. Но если рассматривать мозг как реальную биологическую субстанцию, то и все, что он производит, должно быть реальным и где-то существовать! А уж какие мега-реальные эмоции возникают у читателя от Ваших произведений! И вот тут получается некая амбивалентность Вашего утверждения, можете это объяснить?
— Могу, запросто. Я сейчас опишу вам прогулку по лесу, которой мы с вами не совершали. Но предварительно «набросав маршрут», узнаю все, что эту прогулку сопроводит: местность, растения, ландшафт, строения, которые мы могли бы встретить по пути… И главное — запахи, звуки и освещение. Эта иллюзия будет настолько мощной, что ваш мозг, который не раз фиксировал в реальных прогулках по лесу все эти запахи, звуки и блики света, мгновенно выдаст вам полное ощущение реальности. Писатель работает на опыте жизни читателя, он просто манипулятор, обманщик, иллюзионист.

— Вы дочь и жена художников. Самой не хотелось взять в руки настоящие кисти и краски?
— Нет, я слишком долго находилась внутри всего этого. Видела и прочувствовала тяжкий труд художника. Никакой романтики во всем этом нет. Тяжелый труд и невозможность отойти от палитры (краски пересохнут). А вот, знаете …лепила хорошо. Отец гораздо позже признавался, что видел во мне большие способности. Но в то время категорически сказал: «Женщина-скульптор? Через мой труп!» Знал, что доля тяжелая, трудная. Оградить хотел. И что же? Моя собственная писательская доля вряд ли легче.

— Что такое искусство?
— Спросите чего попроще. Думаю, что искусство в первую очередь — мастерство, тот уровень мастерства в любой области человеческой деятельности, когда ты кожей чувствуешь настоящее, и ничто и никто не сможет сбить тебя с толку.

— Если построить гипотетическую иерархическую лестницу в искусстве, в какой последовательности вы расположите все его виды (архитектура, музыка, литература, живопись и т. д.)?
— Вообще-то я противник любых иерархических лестниц, особенно в искусстве, но если учесть, что для музыки и живописи не нужен переводчик, что любой человек способен понять великое, не прибегая к услугам толмача, то, конечно, музыку и изобразительность в любой сфере я поставила бы над литературой.

— Набоков, Бродский, Бунин, Аксёнов и ряд других выдающихся мастеров, в числе которых находитесь и Вы, Дина Ильинична. В чем особенность психофизики творчества русских писателей, пишущих на разных языках и проживающих не в России?
— Не совсем поняла ваш вопрос. Русские писатели пишут не на «разных языках», а на русском языке. Когда они начинают писать на каком-либо ином языке, они перестают быть совершенно и только русскими писателями. В этом Набоков и Бродский, писатели американские, отличаются от Аксёнова. Или от Бунина, который так и остался русским писателем. О психофизических особенностях я как-то не думала. Все же характер и натура каждого человека, писатель он там или не писатель, преобладает над какими-то умозрительными «особенностями». Но единственно что: поскольку работа над языком не прекращается никогда, в мозгу возникают некие иноязычые шлейфы слов и фраз, как два фотоснимка, наложенные друг на друга из-за неисправности фотоаппарата.

— В одном из интервью Вы сказали, что очень мало читаете современных российских авторов. А есть ли у Вас желание время от времени обращаться к русской или мировой классике?
— Боюсь, вы как-то однобоко меня представляете: вот сижу я и, не разгибаясь, пишу собственную нетленку, боясь приблизиться к чужому тексту? Так? Разумеется, я читаю — мне приходится читать — и тексты современных мне авторов, и разную специальную литературу, типа справочников, путеводителей, исторических свидетельств… и так далее. И вот как раз классику я читаю всегда. Каждый день. Это — чистая устоявшаяся в пространстве нота, которая уже никогда не сфальшивит.

— Вы встречались со своими читателями во многих городах России и за рубежом. Есть то, что их объединяет (кроме Вашего творчества)? Или читатели из разных городов и стран — это люди с разных планет?
— Знаете, да просто два разных человека, пусть они и сослуживцы или соседи, соотечественники, соплеменники… — люди с разных планет. Ибо жизнь человеческая — это всегда особенная другая планета. Другое детство, другие родители, другая школа — это созвездие разных планет. Ворвитесь в любые интернет-сообщества, и вы убедитесь, что по любому поводу общаются люди с разных планет. Я и сама в каждой новой книге чувствую себя человеком с новой неизведанной планеты. Что уж говорить о читателях, на голову которых обрушивается с книгой каждый раз новый мир.

— Художник обязательно должен пройти через страдание, бедность, эмиграцию, прочее, пережить несчастную любовь? Или это миф?
— Не существует ничего «обязательного» в том, что касается творчества. Один человек рождается в графской семье и за исключением нескольких эпизодов молодости сидит за письменным столом в своем имении, иногда отрываясь на охоту или рыбалку… и пишет гениальные романы. Другой человек в несчастном детстве видит разные русские ужасти и жестокость, исходит босиком всю Расею-матушку, видит все, проходит через все… и пишет, мягко говоря, куда более слабые вещи. В искусстве, в литературе всем правит его величество Талант. Если к таланту прилагается характер и судьба — это особая удача.

— «Жизнь загнивала, ее хотелось вышвырнуть в мусорный бак и начать совершенно иной «рассказ»: пересесть в другой поезд, корабль, самолет; встретить новых людей; сбрить волосы, проколоть вторую ноздрю, покрасить кармином половину лица…». Были ли у Вас подобные ситуации? Как Вы с ними справлялись? Что из этого — самое важное (смена обстановки, люди, смена имиджа)?
— Не путайте автора с его героями. Только плохие литераторы всегда копируют себя и наделяют героев собственными чертами. Я совершенно счастлива, когда изо дня в день могу сидеть дома за своим компом, жить по часам, интенсивно работать. Вы не забыли, что по профессии я прозаик, то есть, нуждаюсь в огромном объеме времени, и на все эти глупости: «пересесть в другой поезд, корабль, самолет; встретить новых людей; сбрить волосы, проколоть вторую ноздрю, покрасить кармином половину лица…» у меня просто НИКОГДА не было времени, иначе я бы НИЧЕГО не написала.

Главные герои ваших книг — всегда люди талантливые, порой с необычными, редкими профессиями или увлечениями, самобытные, знающие по несколько языков, уживающиеся в разных уголках мира. А обычному, неталантливому человеку не стать героем Вашей книги?
— Нет, не стать. Я ведь не анкеты в поликлинике заполняю. Искусство — штука изначально выборочная.

Вы производите аудиозаписи своих книг. Что, на ваш взгляд, дает читателю/слушателю исполнение текста его автором?
— Во-первых, смотря каким автором. Во-вторых, смотря какому слушателю. Вообще-то литературный текст, начитанный тем, кто его создал, всегда интересен как эксперимент. Но тут надо понимать, что отнюдь не всякий талантливый писатель еще и талантливый чтец. Это очень редкий случай. Но когда такой случай случается — в моем варианте, например, то это счастье и для автора, и для читателей, ибо автор сообщает тексту свои неповторимые и точные интонации и просто не дает трактовать его как-то иначе, чем это было им задумано.

— Бытует мнение, что в ваших произведениях «переизбыток надрыва». Вы с этим согласны?
— А в русской литературе вообще «надрыва» хватает. Исторически и традиционно. А как вам Достоевский? Ничего, справляетесь с его надрывом? С надрывом Некрасова, Лермонтова, Гаршина, Куприна…? И что это такое: «бытует мнение?». Где и у кого оно «бытует»? Боюсь, что все в том же многострадальном, многоголосом и многоопытном Интернете, вмещающем все вокруг и вместе-сразу: как великий Нил, который несет свои воды вместе с обилием рыбы, нечистот и тушами дохлых коров и ослов. Видите ли, великая сила искусства именно в том, чтобы потрясти человеческую душу, очистить ее, как очищает воздух сильная гроза… А если повезет и читатель сдюжит, то да, и «надорвать» ее, эту душу. Только не каждому писателю и не каждому читателю такое под силу.
Организатор мероприятия: Арт-бутик «Русский Шарм», партнеры: журнал «Дорогое удовольствие в Томске» и ресторан «Цех №10».